И я умела быть искренней, до боли искренней. Как все дети. Плакала и смеялась... а позже плакала и плакала...
Мне всё причиняло невыносимую боль. Каждый жест, каждый взгляд... каждую улыбку я умела ценить. Я как-то выбиралась из темноты, как-то умудрялась переживать то, что даже сейчас на меня наводит ужас. То, из-за чего я никогда не смогла бы больше посмотреть кому-то в глаза. Я падала и поднималась. Я бесконечно умирала и боролась за то, чтобы в конечном счёте...
...стать сильной.
И не чувствовать ничего. И не замечать никогда более ни колких фраз, ни слов людей, стремящихся причинить боль.
Не быть счастливой одной улыбкой любимого человека, которого по-прежнему зовут Алексеем, только вот человек совсем другой...
Для того чтобы играть. Играть в то, что мне всё равно. Что я вовсе не ревную, не скучаю, не люблю и не говорю о любви.
Единственный человек в мире, способный причинить мне боль, равнодушен. И самое страшное то, что я знаю, как всё на самом деле...
...но очень сложно помнить о том, что человек тебя любит, если он говорит такие слова. И в ответ на слёзы усмехается и говорит, что это глупо - относиться так серьёзно...
А сам-то ты не так же к этому относишься, твою мать?!
Так же. Я помню. Но это мне не поможет.